Коровы

спасибо

— Блядь. Сплошные суки ебаные. Бумажки подписывают, суют их туда‑сюда, а каждую минуту подыхает тонна мяса. А ведь ни один из этих мудаков своим хуем в корову не тыкал.

— Такое дерьмо. Даже не прожарено как следует.
— Дерьмо! Дерьмо! Ты, мудак неблагодарный!
Другой бы наизнанку вывернулся, чтобы так поесть!
— От такой жрачки другой бы сдох.
— Ах ты, сука! Жри, козел!

Он воткнул вилку в кусок и опустил глаза, он хотел бы храбро посмотреть ей в лицо, но был бессилен вынести кошмар ее взгляда. Чудище вздохнуло и заговорило безжалостным голосом:
— И так каждый день. Каждый день одна херня.

Стивен взглянул на ее обрюзгшую физиономию, на темные жирные складки и нечистую кожу, на серые угри, число которых с годами увеличивалось, подобно кольцам на дереве. Седые волоски на подбородке были приглажены крошками от тысяч приемов пищи, и у нее висела сопля под носом. Он собрался с силами.

Приятного аппетита, солнышко. Мамин милый сыночек сейчас все скушает.

Сегодня "робоцып" добротный был,про ДартВэйдера и джедаев

здарова

Гаргантюа. Зверюга. Сучья пизда, мать, которая его не любила. Стояла своей тушей у двух‑конфорочной плиты и мешала в сковородке с отвратительными кусками свинины. В кухне воняло газом и подсолнечным маслом, а еще у нее между ног исходил застарелый запах гниющей рыбы.

как бы кал

привет

Но когда Стивен вышел из душа вытереться какой‑то тряпкой, когда его ноги ступили на грязный каменный пол перед туалетом, все стало по‑прежнему.

По утрам, если была горячая вода, Стивен мог часами млеть в жидкой массе душевого стойла. Как и сон, это тоже было бегство. Поток воды его успокаивал, набрасывал на его пустоту покрывало. Душ напоминал те несколько раз, когда он ездил на автобусе: ничего не делая, ты что‑то делал, ты двигался, и движение тебя поглощало.