Леха Никонов (ПТВП)

собственно их можно найти на их сайте, только не помню как он именуется, но на подземке есть ссылка на него

Хватит пиздеть!
Иди разбивай витрины,
если ты социально против.
Хватит пиздеть!
Выеби свою сестру,
если тебе на всё плевать.
Хватит пиздеть!
Что искуство никому не нужная ебатня
Сделай что нибудь сам. Нихуя!
Ты можешь только жрать
пиво, работать на ёбаную систему. Знаю;
чтобы хоть что-то иметь.
Поэтому заклинаю:
Хватит пиздеть
конецформыначалоформыХватит пиздеть, потому что с годами
город съёживается,
становится меньше…
Ментами утыканные перекрёстки,
десятилетия вешают.
Кровоподтёками переходы
ломают линейность проспекта;
и всё-таки у свободы
определённый вектор.
Хватит пиздеть. Он примитивен,
точно игра в крестики — нолики,
когда авторучка удав,
слова, как визжащие кролики;
когда авторучка топор
и лезвие гильотины…
Как же держится до сих пор
бумага — тварь и скотина?
Визжат под пальцами поколения.
Чувствуют, суки, смерть —
Воля и Представление.
Хватит пиздеть!



Я зашёл к этим торчкам,
просто от нечего делать
и словно попал в капкан 
наркотиков, шлюх и денег.
Три с половиной дня
мы с ними бухали, торчали;
все вещи в глазах у меня
кричали.
Происходящее было, как триллер
с привычно-плохим монтажом —
пацаны зарубались, а девки выли,
как будто их режут ножом.
Одна из них, с видом Лив Тейлор,
корчила из себя звезду,
но я ей, один фиг, не верил,
расценивая как пизду.
Я кинул в неё сигарету,
а сам пошёл на балкон.
Синий балтийский ветер
сопровождал этот сон.
Она побежала за мной,
полезла мне в джинсы нагло.
Я ей сказал — иди домой, —
а проще — пошла ты на хуй!
И тут она прыгнула вниз —
игра оказалась грязной,
а солнце, цепляя карниз,
висело кровавой кляксой


конецформыначалоформыЗаря над рабочим районом долго 
прыгала между домами.
У меня есть трава и водка,
и никакой морали.


Я захапаю всё солнце,
как свободу, проёбанную в девятнадцать
в угоду свободе —
Ницшеанскому наебалову,
Монтеневского высокомерия
и слизи теоретиков анархизма !
Я никому не отдам солнце!
Оно, в общем-то, никому и не нужно,
поэтому оно и моё;
Только моё солнце!
Улицы или беременная,
бетонная клетка,
с редкими поездками за город.
В карманах сигареты и конопля.
Деревенщина, бля,
в спортивных костюмах косится
наглыми и пустыми глазами.
Ну вас нахуй !
Мы приехали в лес за грибами,
потому что LSD. не купишь,
как хотелось бы,
в какой-нибудь аптеке, по быстрому…
Флэш-бэки, вот и всё что осталось,
которые, как выстрелы
в оцепеневшую группу
Мовсара Бараева
не лишают скотень иллюзий, а только
изменяют сознание, как и некоторое количество грибов.
С ними то, уж точно,
прихватишь солнце и всю
объективную реальность прочно.


Я оказался случайно 
в центре зимы и холода,
когда будильники заверещали 
по всему городу.
Я увидел дырявое небо 
и понял, что это послание.
Необходимы — победа,
рифма, трава и реланиум.
Надо было звонить барыге,
а потом ждать открытия книжного маркета,
в общем, необходимы — книги,
трава и транквилизаторы.
Присутствие прочего недоказуемо.
Кайф это то, что возможно проверить,
то есть все то, что непредсказуемо
невозможно измерить.
Путинский принципат в телеприемнике
огласил помещение криком,
когда в середине вторника
я пришел покупать книги.
Мойка или Фонтанка, я слабо 
разбираюсь в названии местных канав,
тоже орали как падлы.
Я где-то ошибся, назвав 
происходящее грязной шуткой,
но только когда я зашел в магазин
книги как проститутки начали лебезить.
Я пытался смотреть только прямо.
Мне очень хотелось пить.
А на полках разыгрывалась драма,
и я ее не мог остановить.
Книги орали и жрали друг друга,
раззевая бумажные пасти,
а на улице красная вьюга
разрывала прохожих на части.
Это действительно было круто 
и я снова забыл все слова,
потому что закончились — утро,
транквилизаторы и трава.

Я проткнул свою руку шилом
и теперь вся ладонь занемела,
я хотел, чтобы было красиво,
хоть и выглядит скверно.
Пьяная мразь злорадствовала 
- Тоже, мне, горе…
А кровь текла по канализации
в балтийское море.
Я мечтал видеть их повешенными…
Тех, кто меня окружал
перестрелять, как собак бешенных…
Один из них мне сказал
- Ты дерьмо! Ты никому не нужен!
Я ответил, что нужен всем,
а в его зрачках суженных
отсвечивал Вифлеем.
Потом я бил ему морду,
и меня оттаскивали бляди,
одну из которых, по ходу,
я отодрал. На кровати 
в прокуренной комнате, я проснулся
…окошко царапал снег…
люди ходили по улице.
Среди них был только один человек.
Он зашёл в эту комнату. Мне стало плохо.
… кажется, это было воскресение…
Он схватил мою руку — Послушай, Лёха,
я русский поэт Сергей Есенин!
- Отстань от меня! — закричал я в ужасе,
- Ты повесился, предварительно вырезав вены
ещё в прошлом веке! — и комната кружится,
выворачивая свои стены.

Девочка шла вдоль дороги.
Её обгоняли машины.
Она могла трахнуться с кем угодно
и всё равно была чистая.
Её снам позавидовал каждый,
если бы мог их увидеть.
В придорожном кафе она пила водку
с водителями грузовиков,
делала им минет,
расспрашивала про любовь.
- Как это бывает, когда любишь?
Те, что-то мычали и старались
побыстрее уехать.
Она напрашивалась в дорогу.
Ей хотелось увидеть весь свет.
А ведь её сны, были гораздо важнее,
чем представления обычных людей
о любви и других городах,
потому что в их тусклых мечтах
ничего интересного нет.

Техника быстрого письма
конецформыначалоформыТехника — крайняя степень формы,
Быстрого — категория времени,
Письма — коннотация свободы.
Вчера надрывались сирены
в туалете петербургского клуба.
В дыме сигарет и сканга
я блевал в унитаз, одна подруга
держала меня за колени.
Орала (хоть я ничего и не слышал
в своём понимании слова нирвана)
- Все говорят, у тебя едет крыша 
от транквилизаторов и марихуаны.
Держала меня за плечо 
и радуга звенела в сиянии
ржавой воды унитазной дырки.
Техника быстрой линии,
для которой не существует крики
ёбаной дуры из полуподваль-
ного клуба на Перекупном.
Поэтому Грааль
любая посуда с вином.
Именно так я пинаю сознание.
С ними невозможно разговаривать.
Хоть я и не пизданутый гедонист,
я и теперь заворожён реальностью,
и даже, подпишусь под тем,
что не хочу ничего другого,
потому что не знаю зачем.

а все вижу ))

а где стихи ? )

С самого начала дул жуткий ветер.
Хлопнула дверь, я оглянулся,
я подумал — главное мента не встретить, —
и перешёл улицу.
В правой руке я сжимал сумку
с двумя килограммами травы —
её мне продали два наркомана;
эти парни совсем без головы,
обожранные кислотой и обкуренные,
еле выговаривали слова,
и хотя они были полными придурками,
у них оказалась прушная трава.
Я решил не ехать в метро, а взять машину,
и, выйдя на дорогу, стал тормозить такси.
Педерасты таксисты тянули резину —
никто не хотел меня везти.
Ещё бы, когда такая холодная осень
и хочется оказаться дома и смотреть телик,
а тут надо кого-нибудь подбросить
за небольшое количество денег.
Громыхая, как две тысячи бронетранспортёров,
подъехал трамвай, и я в него прыгнул,
оказавшись довольно-таки скоро
на финляндском вокзале. И вот что я там увидел:
три омоновца с автоматами и в бронежилетах
шерстили толпу людей незнакомых,
а я стоял и покупал билеты,
вернее один билет — до дома.
И когда я проходил мимо этих парней на службе,
повторяя про себя: — Спокойно, Лёха. —
Я понял, что свои детские игрушки
поменял на такие же взрослые,
а это плохо.
- Надо жить, рискуя, — повторял Ницше,
но когда видишь себя на пузе,
окружённым толпой ханыг и милицией,
понимаешь, что Ницше, наверно, грузит.
С этими мыслями я сел в электричку,
голос с ревербератором объявил остановку,
я начал искать по карманам спички,
представляя вагон большой крысоловкой.
Мы ехали где-то часа полтора — два.
Люди вокруг читали газеты, разгадывали 
в кроссвордах какие-то идиотские слова —
они себя ежесекундно обкрадывали.
Октябрь плевался красными листьями,
из него вылезала суббота,
исключая индивидуальные признаки
из моего обихода.
На вокзале я не задерживался долго —
вышел на улицу и сразу в маршрутку,
из окна которой в районе южного посёлка,
увидел знакомую проститутку.
Она шла, лихо виляя жопой,
вместо глаз у неё были голубые точки,
она решительно ресницами хлопала,
собираясь кому-нибудь отдаваться ночью.
Когда я оказался дома, был уже вечер,
прожектор резал на небе зигзаг,
я позвонил по телефону, договорился о встрече
и закурил огромный косяк.
Потом я заснул, потому что накурился сильно
и, увидев во сне ментов-омоновцев,
вёл себя достаточно агрессивно,
выкалывая им глаза ножницами.
Один из ментов заявил мне прямо
- Говорят, что стихи твои, даже, не изданы, —
и лицо его плавало красной раной,
на которую я смотрел пристально.
Меня разбудил телефонный звонок подружки.
Я разбил телефон, закурил сигарету.
Содержимое сумки являло сорок две кружки,
и я их высыпал на газету.