Новый психоделический ренессанс (часть 1)

Впервые за 40 лет медицинское сообщество снова начинает использовать психоделические вещества вроде ЛСД в качестве терапевтических средств для лечения психических расстройств у иракских ветеранов и безнадежно больных пациентов, готовящихся вступить в схватку со своей неотвратимой смертью. Это история об искателях приключений от медицины и их трипующих пациентах.

Они ждут в длинной прямоугольной комнате. Пол покрыт толстым зеленым ковром, поэтому все зовут её «зелёной комнатой». Одна из стен заставлена книгами, три другие завешаны картинами. В центре высокого потолка старинная цветочная лепнина, к которой подвешена массивная викторианская люстра. Когда Мара Хоуэл лежит на кровати, она смотрит прямо на неё. Цветы заплетаются в венок. Возможно, это викторианский орнамент искажает восприятие. Или, может быть, это намеренный дизайнерский ход. В любом случае, результат выглядит скорее небесным, чем ботаническим. Цветы выглядят как ангелы. Мара надеется, что это ангелы милосердия. Мэрилин Хоуэл, мать Мары, и Линдси Корлисс, её близкая подруга, тоже ожидают в зелёной комнате. Линдси нервно прибирается, Мэрилин просто нервничает. Она доходит до окна, в очередной раз бросает взгляд на улицу и опять удивленно восклицает: «Где, чёрт побери, этот Алан?» Об Алане она знает очень мало, только то, что он опаздывает и что Алан — это не его настоящее имя. Алан — подпольный терапевт, и его работа, которую он зовёт «преступлением сострадания», во многом является незаконной.

Даже заполучить его номер стоило Мэрилин больших усилий. Затем были встречи. На первой встрече у Мэрилин было несколько сотен вопросов, но у Алана было на них несколько сотен ответов. Его познания впечатляли, так же, как и его готовность пойти на риск ради совершенно незнакомых людей. Он сразу же понравился Мэрилин, что было неплохо, ведь других вариантов у неё просто не было.

Маре было 32 года, когда врачи диагностировали у неё рак толстой кишки. Это произошло чуть больше года назад, и это был очень необычный диагноз. Такая болезнь поражает стариков: в 2001–2006 годах средний возраст больных составлял 71 год. Ко всему прочему, знакомые всегда считали Мару очень живой. Она редко пьёт, не употребляет наркотиков, правильно питается, хорошо спит, до крайности оптимистична, всегда борется со своим весом, постоянно занимаясь спортом. Ещё за месяц до первой большой операции в своей жизни, она собирала данные о популяции рыб и получала сертификат аквалангиста в Гондурасе.

За прошедший год Мара перепробовала все традиционные лекарства и все виды нетрадиционной медицины. Представьте себе — все виды нетрадиционной медицины: массаж, макробиотика, китайские травы, тибетские травы, акупунктура, точечный массаж, метод Фельденкрайза, реорганизация с помощью хиропрактики, молитвы священников. Во время католической мессы в Бостоне священник произнёс с трибуны: «Пресвятая дева Мария, пожалуйста, исцели Мару Холуэл». В Беркли, в синагоге Водолея иудеи скандировали “Ми шеберах авотейну». А в Голливуде буддисты пели «Нам-мьёхо-ренге-кьё». Мара дважды ездила в Бразилию что бы встретиться со скандально известным целителем Жоаном Божьим. Говорят, что Жоан Божий исцелил миллионы людей. Но вылечить Мару он не смог.

Пять недель назад Мара покинула свою квартиру в Окленде, чтобы оказаться в доме, где прошло её детство. Зелёная комната, которая на самом деле была передней комнатой в бостонском доме её матери, превратилась в больничную палату.
Мэрилин слышала об особенностях работы Алана, но поднять этот вопрос перед дочерью было делом нелёгким. Кроме того, что лечение было радикальным и незаконным, его смысл заключается том, чтобы помочь пациенту справиться с проблемой, которую вежливо именуют «тревогой последних дней жизни», но большинству она известна как «ужас перед смертью». Реакция Мары была враждебной. «Мне не интересно обсуждать вопросы последних-дней-перед смертью», — огрызалась она. — Кто им сказал что я хочу говорить об этом? Как они могут быть такими бесчувственными?». Но она думала об этом всё больше и больше. Она знала, что ей нужно чудо, и за этим лечением, в отличие от всех других, была масса историй о духовном преображении. Но было и ещё, кое-что, что она точно знала: если это лечение не сработает, то это будет конец.

Алан — подпольный психоделический терапевт. Психоделическая терапия строится на идеях 1960-х годов о том, что психоделические вещества — такие, как ЛСД и псилоцибин («магия» в магических грибах), известные своими мощными способностями вызывать изменённые состояния и ощущения, — способны вызывать глубокие переживания при низких дозах, а сравнимые с катарсисом, способным изменить жизнь, — в дозах больших. Психоделические терапевты не только обеспечивают больных препаратами, но и работают в качестве гидов во время их путешествий.

Для первой сессии Алан решил использовать МДМА, препарат, известный на улицах как экстази и в последствие вошедший в психоделический инструментарий. Синтезированный в 1912 году немецкой фармацевтической компанией Merck, МДМА не был известен терапевтам до середины 1970-х, пока Александр Шульгин не услышал от своих студентов, что одному из них он помог вылечиться от заикания. Шульгин опробовал его на себе и зафиксировал «изменённое состояние сознания с эмоциональными и сексуальными оттенками». Он так же отметил, что вещество делает людей открытыми перед другими и, одновременно, перед собственными мыслями. Экстази было запрещено в 1985 году, но перед этим его успели попробовать тысячи психотерапевтов.

Поскольку Алан и Мэрилин не хотят прерывать поддерживающую терапию Мары, МДМА будет добавлен ко всем остальным препаратам. И в этом главная опасность. Химически, МДМА — это амфетамин. Поскольку амфетамины повышают сердечный ритм и увеличивают давление, а Мара уже страдает от учащенного сердцебиения, есть вероятность вызвать сердечный приступ. Другое осложняющее обстоятельство — нейротоксичность. Третья проблема — истощение эмоциональных и физических сил, способное перейти черту, после которой не будет возврата. Но самая большая опасность — это неизвестность. Алан проконсультировался с другими врачами. Рисковано, но шанс есть — сказали они. Мэрилин и Алан решили начать с низких доз. Мара согласилась рискнуть. Это было два дня назад.

Зазвонил дверной звонок. Пришёл Алан вместе с первой дозой. Мара возбуждена. Линдси затаила дыхание. Мэрилин думает, что её может вырвать. Ее мысли мечутся туда-сюда. «Такая стартовая доза — это хороший вариант?» — гадает она. Может ли она доверять Алану? Но Алан, бодр, потрясающе оптимистичен и полностью лишен патернализма, в отличие от других терапевтов, виденных Марой. Его поведение всех успокаивает. Войдя в комнату, Аллан достаёт таблетки из своего кармана.

— Мы собираемся отправиться на поиски приключений, — говорит он. И он не врёт.

В 11:15 утра, лежа на кровати и смотря на ангелов на потолке, Мара глотает 110 мг фармацевтически чистого экстази. Мэриллин следит за взглядом дочери. Она замечает лепнину и произносит последнюю молитву. «Пожалуйста, пусть они будут ангелами милосердия, — говорит она. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
* * *
Несмотря на то, что работа Алана до сих пор является незаконной, ситуация начинает меняться. Мы стоим у порога всеобщего психоделического возрождения. Впервые за 40 лет без сопротивления закона по всему миру и по всей Америке снова начинают испытывать одни из самых скандально известных веществ.

Ученые в Израиле, Иордании и Канаде исследуют терапевтический потенциал МДМА. В Бразилии, Германии и Испании исследователи изучают аяхуаску — растение, содержащее ДМТ, наверное, один из самых мощных психоделиков на земле. В Швейцарии ЛСД используют для психологической помощи смертельно больным пациентам. В Мексисе и Канаде используют ибогаин, получаемый из ещё одного мощного психоделического растения, для лечения героиновой зависимости. В США учёные из Университета Джона Хопкинса решились на долгосрочное исследования псилоцибина, вещества, способного вызвать «мистический опыт» во время галлюцинаций. В Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе исследователи закончили изучение псилоцибина в качестве терапевтического средства для смертельно больных людей. В Университете Аризоны исследуют псилоцибин как лекарство от невроза навязчивых состояний. Исследователи в Гарварде завершили изучение нейротоксичности МДМА и пейота, а также терапевтического эффекта ЛСД при кластерных головных болях и МДМА — для предсмертной психологической помощи. В Северной Калифорнии исследователи работают с ветеранами войн в Ираке и Афганистане, а также с другими жертвами травматического опыта: закончено одно исследование применения МДМА для лечения при посттравматических стрессах и расстройствах, и готовится следующее.

Большинство ученых говорят о том, что государство перестало неодобрительно отзываться о такого рода исследованиях, и теперь изучение психоделиков уже не самый простой способ лишиться должности. «На протяжение трёх десятилетий одно лишь предложение исследовать психоделики, высказанное публично, было равносильно концу академической карьеры: эта тема была обнесена электрическим забором», — говорит Рональд Гриффит, профессор Университета Джона Хопкинса, специалист по поведенческой биологии, нейробиологии, а ныне — исследователь психоделиков. — Но теперь это не так».

«Разница в том, куда мы направляемся в этот раз», — говорит Рик Доблин. И Доблин хочет знать это. Гарвардский доктор философии и основатель Ассоциации мультидисциплинарных исследований психоделиков, некоммерческой фармацевтической компании, чья конечная цель — производство психоделиков, — Доблин на передовой этого движения. Последние 27 лет он работал над тем, чтобы правительство пересмотрело отношение к психоделикам, чтобы вернуть психоделики обратно в лаборатории и провести настолько убедительные эксперименты, которые заставят пересмотреть свои позиции даже самых упертых оппонентов. Доблин — 65-летний коренастый мужчина с вьющимися тёмными волосами, широким лбом и не сходящей с лица улыбкой. Его поведение напоминает завуча средней школы, но истории, которые он рассказывает, больше похожи на байки с праздника Burning Man.

Говоря «добиться этого правильным путём», Доблин подразумевает не только формальное разрешение на эксперименты, но и общее отношение к проблеме. «Мы проиграли первый бой из-за нашего высокомерия», — говорит он. — Тимоти Лири хотел раздавить истеблишмент с помощью ЛСД. Терренс Маккена говорил, что психоделики по своей сути противостоят культуре. Это было высокомерие. У них были совершенно романтические взгляды, но в то же время изоляционистские и отчасти самодовольные. Я пытаюсь побороть этот тренд. Я хочу, чтобы психоделическая медицина стала мейнстримом. Мой девиз: настройся, включись и иди в народ».

В тот день, когда я встретился с Доблином, сразу после завтрака в местной булочной мы вернулись к нему дому. Он живёт в Белмонте, Массачусетс, городе настолько причудливом, что соседний Кэмбридж, где расположены Гарвард и MIT, выглядят словно модернистские эксперименты. Бэлмонт — это тихий зеленый городок, наверное, последнее место на Земле, которое можно было бы назвать революционным. Но первое впечатление может быть обманчивым. Женщина останавливает Доблина. На вид ей недавно исполнилось 40, она хорошо одета, она как будто героиня постера о заботливой пригородной мамаши: «Рик, — кричит она, — вы видели тот чудесный вечерний репортаж о ЛСД по History Channel?»

Далее следует десятиминутное обсуждение текущей ситуации с психоделиками. Женщина очень осведомлена об этой проблеме. После того, как она уходит, Доблин рассказывает мне, что посещает одну из самых популярных церквей в городе. «А это, — улыбаясь, говорит он — жена раввина». «Кто?» «Я никогда не скрывал, чем занимаюсь. Это очень маленький городок. Все знают, чем занимаются остальные. Большинство людей рады помочь».

Доблин верит, что поддержка, которая у него есть, — это лучший вариант. «Она основана на знаниях, сострадании и социальной справедливости», — говорит он. — Синдром навязчивых состояний и помощь на последних днях жизни — очень сложные для излечения состояния, но исследования показывают, что психоделики могут помочь в обеих ситуациях. У нас есть иракские ветераны с тяжелым посттравматическим синдромом. Правительство не знает, что делать с этими людьми. Но терапия с использованием МДМА помогает и этим людям. Кластерная головная боль, которую называют за её силу и частоту «болью самоубийц», — ещё одна неизлечимая болезнь. Но её лечение с помощью ЛСД уже сейчас выглядит очень многообещающим».
Доблин обводит рукой окрестности: «Люди, живущие в округе, знают всё это. Белмонт — это маленькая часть будущего. Я много работаю над этим. Наверное, это единственный город в США, где не редкость — обсуждение психоделической терапии на родительских собраниях».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Стивен Котлер
Перевод: Алесандр Бидин
Playboy #57 апрель 2010